Читать книгу - "Доброволец. На Великой войне  - Сергей Бутко"

Или уже не будет выброшен? Не столь это важно. Особенно теперь, когда ход исторических событий грубо изменен, Москву терроризируют бандитские бесчинства, а я вместе с Рублевскими нахожусь здесь и слушаю, как идет следствие.

– Расскажите мне, пожалуйста, возможно подробнее о нападении, жертвой которого вы вчера стали, – обратился Кошко к Игорю.

– Извольте, – охотно ответил тот, – хотя, в сущности, тут и рассказывать нечего…

Ох, уж этот Игорек – нахвальщик. Ну да с него не убудет, а вот мне пришлось отдуваться.

– Ну-с, молодой человек, теперь ваш черед поведать нам о минувшей битве. Как такому юному герою удалось справиться с двумя отъявленными вооруженными до зубов бандитами?

– Я, ваше превосходительство, человек военный. На фронте уже не первый день и состою в разведкоманде нашего полка, а там многому учат.

– На фронте? – Лицо Кошко всего на миг исказилось душевной болью, но затем стало прежним^[40].

– Так точно. На фронте. Чтобы с германцами справиться, надобно умение, вот оно мне и пригодилось уже здесь, в тылу.

– Но ведь там была стрельба.

– Была. Но мне не привыкать…

Видя, что я не особо разговорчив, Аркадий Франциевич по очереди расспросил остальных Рублевских, а затем велел привести первого задержанного – долговязого детину самой что ни на есть бандитской наружности. Морда в шрамах, на левом ухе недостает мочки, в глазах волчья злоба. Тут же в наш адрес посыпались яростные оскорбления:

– Ну что, падлы буржуйские, зацапали! Ничё! Погоди! Отыграемся еще!

– Не отыграются, – успокоил всех Кошко. – Времена сейчас военные, а значит, виселицы им не избежать. Разве что…

– Договаривай, гражданин начальник, – в голосе бандита зазвучали нотки надежды.

– Остальных своих дружков сдашь – тогда…

– Как бы не так! – Бандит снова оскалился. – Нашли дурака! Чтобы они меня потом на пику насадили! Ничего я не скажу!

– Увести! Давайте следующего…

Второй задержанный был среднего роста, с неимоверно широким туловищем, с руками, висящими чуть ли не ниже колен, сильно напоминал орангутана. Этот тоже поначалу храбрился.

– Где остальные твои дружки?

– Какие такие дружки? Не знаю. Мы вдвоем с Зюзюкой были.

– Врешь.

– Ей-богу, не вру…

– А если я тебя в одну камеру с Зюзюкой посажу и на ночь оставлю? Он на тебя сильно злой после вчерашнего. – Аркадий Франциевич сделал многозначный взгляд, в котором читалось только одно: «Кранты тебе, урка!»

– Эвона! Нашли дурака! – возмутился бандит. – В одну камеру! Знакомое дело – шалишь!

– Не хочешь? Так рассказывай все как есть…

Возможно, доводы Кошко оказались убедительны, а может, «орангутан» попался трусливый, но только вскоре бандит сдал всех подельников, и мы узнали новые подробности криминальной Москвы дореволюционного времени.

– Все же в этом мире много несправедливости, – вздохнув, сказал Кошко, когда «орангутана» увели. – Вы наверняка помните последний довоенный еще год, когда весь город был терроризирован серией вооруженных грабежей, сопровождавшихся убийствами?

– Конечно, помним, – ответил Игорь.

– И я помню. Тяжелая пора. Грабежи шли один за другим с промежутками в неделю-две и были один на другой похожи: жертв обирали дочиста и убивали всегда каким-нибудь колющим оружием. Мне до сих пор неприятно вспоминать о тех зверствах.

Шокировало убийство молодой пары, направлявшейся на Воробьевы горы в ресторан Крынкина. Убиты и ограблены были тогда не только седоки, но и извозчик, который их вез. Или убийство за Дорогомиловской заставой богатого коммерсанта Белостоцкого и тяжкое ранение ехавшего с ним родственника. Зверское убийство под Москвой, в селе Богородском двух старух. Не стану описывать подробности всех этих убийств, но они кошмарны. Разумеется, мы не бездействовали. Стремясь изловить извергов, я поставил на ноги всю сыскную полицию. Все, что в наших силах, было тогда сделано. Мы опрашивали воров и мошенников, обыскивали все места сбыта краденого, десятки агентов проводили дни и ночи во всевозможных кабаках и притонах. Искали хоть какую-то ниточку, но добились немногого. Не лучшим образом обстояло дело с облавами и засадами. Только волей удивительного случая и путем огромной розыскной работы нам удалось распутать этот дьявольский клубок. Оказалось, что шайка, так долго терроризировавшая Москву, состояла из пяти человек. Атаманом ее являлся Сашка Самышкин по прозвищу Семинарист. Личность ужасная и омерзительная. По словам подельников, это был не человек, а просто зверь. В убийствах людей он находил какое-то наслаждение, пролитие человеческой крови давало ему своеобразную сладострастную отраду. Мог жертву по нескольку часов мучить, прежде чем убить. Изверг извергом, а на поверку оказался сыном городского головы одного из уездных городов Пензенской губернии. Дошел в свое время до третьего класса духовной семинарии, вследствие чего, очевидно, и приобрел свою кличку. Отца и мачеху свою он ненавидел и заявил мне прямо, что намеревался в недалеком будущем отправить их на тот свет. После ареста попытался бежать, но был пойман. Затем приговорен судом к повешению, но по амнистии, последовавшей к Романовскому юбилею, наказание ему смягчили до двадцати лет каторжных работ^[41]. А теперь получается, что сбежал Семинарист и принялся за старое.

– Все это, конечно, интересно, но что нам теперь прикажете делать? Можем ли мы чувствовать себя в полной безопасности, когда… – С каждым последующим мгновением Анатолий Павлович закипал все больше и больше, словно самовар. Однако Кошко обещал дать нам сопровождение до дому, а банду Семинариста изловить.

Интересно, как это будет происходить? Может, так: «Граждане, бандиты! Внимание! Ваша банда полностью блокирована! Оба выхода перекрыты! Так что предлагаю вам сдаться!»^[42]… Кто знает?..

На улице тихо, но дверь мы все равно забаррикадировали. Новый (а для меня старый) год встречали за столом скромно и без особого веселья. В квартире стояла елка, совсем недавно осужденная Светлейшим Синодом как нелепый немецкий языческий обычай, чуждый русскому народу. Но благодаря пожеланиям Распутина все осталось по-старому.

Погодка, опять же, подкачала. Нынешний январь, словно изнеженный ресторанный критик, никак не мог определиться и бегал глазами по меню: морозы сменялись оттепелями, метель внезапно переходила в дождь, а затем в злую колючую морось со снегом и порывистым ветром.